Задержание
Что к нам гости, я поняла ещё до того, как сын подошёл к постели, чтобы меня разбудить. Он никогда так резко не открывал дверь в комнату и не отодвигал гардину. «Мам, менты» – и адреналин волной от сердца к ногам. Подскакиваю, не могу правильно надеть брюки, сердце колотится в горле, сушняк во рту. Звонок разрывает мозг. На цырлах к глазку, но сначала забаррикадировать входную дверь. Тихо, чтоб не услышали шороха. Не включать свет. Стоит один. Но за углом их может быть сколько угодно. Назад на мягких лапах. За три минуты готовимся к обыску: хорошо, что накануне сделали основное. Тяжело дышать. Два огромных глотка воды, с усилием глубокий вдох – можно открывать.
Передо мной стоит совершенно никакой человек. Я вижу только его голову и плечи: такая хитрая вторая дверь – снизу глухая, а сверху решётка – можно разговаривать, не открывая. Пастозное лицо, полупустые глаза, чёрная форменная ушанка и медицинская маска. Участковый старлей Малютин. Называет меня старым именем.
– Мне надо вручить вам предостережение. Откройте, — говорит
– Я ничего брать и подписывать не буду – а у самой ноги ватные и дрожат
– Ну, откройте!
– У вас ордер?
– Нет.
– Не открою.
Через минуту препирательств выясняется, что он не с предостережением ко мне пришёл, а с задержанием.
– Проследуем в ОВД, там составим протокол и поедете домой.
– На меня есть ориентировка? Я подозреваюсь в совершении уголовного преступления?
– Нет. Вы в митинге 23-го участвовали?
– Да
– Ну вот.
Я не совершила ничего противозаконного. С вами никуда не поеду
– Вы отказываетесь? Это ещё одна статья.
– Всего доброго, – закрываю дверь.
Прекрасно понимаю, что просто выиграла немного времени, чтобы унять разбушевавшийся адреналин. И, если возможно, успокоить Альберта. Он на грани панической атаки. Крепко обнимаемся. Он мелко дрожит.
Теперь бегом в комнату, собрать вещи (понимаю, что не на 10 минут придётся уйти), умыться, кофе, покурить Голова варит, но как-то лихорадочно. Дыши… Бумагу и ручку забыла! (боже, как они пригодятся мне через сутки!)
Проходит минут 10, я начинаю дышать спокойнее.
Через полчаса опять звонок! Тот же самый пастозный мент.
– Что?
– Не снимайте! Может быть, пойдёте со мной, быстро протокол составим и домой пойдёте.
– Нет. Вы моего ребёнка напугали, у него паническая атака. Мне некогда с вами ходить, я должна быть дома.
– Поймите, мы будем дежурить у подъезда, и даже если вы за лекарствами выйдете, мы вас задержим. И не уедем, пока вы не выйдете.
Мне становится жалко его, я понимаю, что после первого разговора он вернулся в ОВД и получил по жопе от своего начальства. И вот он опять приплёлся к моей двери. И ему очень-очень нужно привести меня в отдел, иначе командир его выдерет. Я смягчаюсь.
– Сегодня никуда не выйду, вы устроили мне геморрой на весь день.
– И на митинг не пойдёте?
– Нет. Давайте ваш телефон, позвоню на днях и приеду сама.
Мент с радостью даёт телефон и предупреждает, что он служебный, а значит, прослушивается.
– До свидания. Я позвоню.
Закрываю дверь и долго-долго выдыхаю. На сегодня пронесло. Тут же наваливается усталость. Не вынести ли к обеду чаю с плюшками тем несчастным, что дежурят у подъезда? Не вынести. Задержат ведь.
Разговариваем с Альбертом о том, что мне рано или поздно придётся поехать с ними и, возможно, отсидеть несколько суток ареста. Стараюсь успокоить его, но, кажется не очень успешно.
Ещё через час в дверь звонят снова. На этот раз участковый пришёл с подкреплением: замнач отдела, вылитый эшник по виду. Лживые глаза наполнены подлостью. Подполковник Абдулатипов. Смотрю на Малютина и отчётливо представляю, как он докладывает этому упырю, что опять не привёз упрямую тётку в отдел. Подполковник вздыхает: ничего-то ты, Малютин, не можешь. Как ребёнок. Ладно, поехали. Всё за вас делать надо. Малютин смотрит в пол…
–…статья 19.3 – неповиновение законному требованию сотрудника полиции. Вы второй протокол хотите?
Давит на меня. Говнюк.
– Повестка есть? – мой тон становится ледяным от ненависти, — нет? До свидания. – Я готова закрыть дверь.
– Подождите! – он тут же меняет тактику, — давайте как люди договоримся!
– Как кто???
– Мы с вами сейчас быстренько проедем, протокольчик составим со всем уважением и домой поедете. У вас же ребёночек больной, так? Ну так мы вас долго держать не будем, подпишете где надо и домой. За дуру меня держит, что ли?
– Мы со старлеем договорились, что я приеду на неделе, у вас сейчас задержанных будет море, зачем вам я сейчас? Как оформите всех, так я и приеду.
– Нет, пожалуйста, давайте сегодня, вы сейчас проедете, а мы за это вас очень быстренько оформим, — уменьшительно-ласкательные суффиксы так и прут из него, — и задерживать вас не будем, тут же домой до суда. Обещаю.
– Да, обещаем, – это Малютин встрял.
Я смотрю на часы – 10 утра. Если съездить быстро, можно успеть до основного наплыва задержанных. И в конце концов, раньше сяду – раньше выйду. Беру тайм аут на несколько минут.
– Берт, ты как? Мне придётся съездить сейчас. Ненадолго. Справишься?
Открываю дверь.
– Несите повестку, и я поеду.
– Момент! – подполковник похож на трактирного полового. У меня есть минут 20. Собираюсь. Хорошо, что арестный рюкзак давно готов.
Выходим с Малютиным и Абдулатиповым из подъезда. Нас встречают ещё 3 мента. Итого 5 штук. Вспоминаю классическое: «Сколько ментов надо, чтобы задержать одного несогласного? Пятеро. По одному на каждую конечность и один на голову» Усмехаюсь и понимаю, что забыла позавтракать. Чёрт.
Спустившись с крыльца, замечаю, что ментовских машин у подъезда нет, а старлей тянет меня к старой обшарпанной иномарке. Рядом стоит такой же потрёпанный Логан, в который влезают два других мента.
Ни фига себе кортеж! На двух машинах за мной приехали! Сажусь и сразу спрашиваю:
– А что же это, вам служебных машин не дают что ли? – Водитель улыбается. Понятно, не дают.
– Ну хоть бензин-то оплачивают? – В ответ смех. Не оплачивают.
– Вот вы нищие! — и тут замечаю, что Абдулатипов направляется к умопомрачительной перламутровой Ауди, А5 или А6 – не разглядела.
– Однако, ваше начальство ни в чём себе не отказывает! – менты грустно молчат.
– Ну ничего, — успокаиваю, — научитесь брать взятки и фабриковать дела, будет и на вашей улице праздник.
Поехали!
ОВД
В отделе меня таскали по кабинетам и с этажа на этаж: я довольно быстро потеряла ориентацию. Сначала посадили в коридорчике – ждите – и куда-то ушли. Потом пошли через весь этаж в другой конец здания, заходим в кабинет, где забирают паспорт и записывают мои анкетные данные. Сразу же выясняется, что недавно я меняла имя и все документы. Они сразу встали в стойку, зачем? Личная история, говорю, вас не касается. Один из них с паспортом в зубах убегает на полчаса. Как оказалось, копию снимать. Ждем-с. Сообщаю о своём задержании ОВД инфо, но понимаю, что адвоката сегодня ждать не стоит. Придётся самой.
Идём в другой закуток, там опять сначала в коридорчик, потом в кабинет. И всё сначала: анкетные данные, зачем меняли имя, подвергались ли административному наказанию, есть ли несовершеннолетние дети.
Малютин зачитывает материал на меня. Слушаю и офигеваю: «Докладываю вам, что в ходе проведения поисково-аналитических мероприятий выявлен участник несогласованной акции 23.01.21. Участник протестных телеграм каналов.
Участвовала в протестных мероприятиях 20.07, 27.07, 03.08 2019, 03.07.20. Задержана на мероприятии 03.07.20. Может использовать абонентский номер (…) и автомобиль (…), ИНН (…). Администрирует учетные записи в соцсетях (тут они достали заплесневелых одноклассников) Начальник бюро специальных технических мероприятий ГУ МВД РФ полковник Бардин.» И фоточка моя с уличной камеры. И плакатик в руках. Попалась, разбойница!
Подполковник вдруг встревает:
– Мама-то едет?
– Зачем? — какая мама, почему мама, куда едет?
– Ну, у вас же ребёнок болеет, мама к нему едет?
– Нет. – я сбита с толку. И тут он бросается в атаку.
– Сейчас мы возьмём у вас отпечатки пальцев, сфотографируем, протокол составим и поедете домой.
— Пальцы не дам, фотографироваться не буду.
– Ангелина Николаевна, ну зачем вы закон-то нарушаете? Таковы правила.
– Это вы сейчас нарушаете закон, — а сама уже лихорадочно копаюсь в телефоне, ищу его название и точные формулировки. Пару минут выясняем, кто из нас что нарушает, глаза Абдулатипова всё холоднее и жёстче.
Мне страшно. Зачитываю статью 128-ФЗ, затем повторяю человеческим языком. Подполковник зол.
– Мы сейчас на вас ещё один протокол составим, за неповиновение, — заводит он старую шарманку.
– Вы ничего не составите, не надо меня обманывать. А если составите, то потом понесёте ответственность за фабрикацию административных дел, – я прыгаю в омут с ледяной водой, сердце в горле, но морда кирпичом. Держись, Геля.
От такой наглости Малютин замирает с поднятой рукой, а подполковник застывает лицом. Смотрим друг другу в глаза. Кажется, из ОВД я сегодня не выйду.
– Хорошо. Саша, оформляй, — это Малютину. Скользкий подполкан уходит. А мы перемещаемся в другой кабинет и теперь к нам подключается ещё один мент, такой же невразумительный и бессмысленный, как и все они тут. Ничего не делает, не говорит, просто сидит рядом. До помещения в камеру он будет тенью следовать за мной.
Я не помню, как выглядит правильно оформленный протокол. Я в диком стрессе. Я ничего не помню. Памятка ОВД инфо кажется мне бессмысленным набором букв.
Господи, как правильно-то? Мысли мечутся, как раненый заяц и наконец упираются в нужную дверку.
Мансур! Летом меня защищал Мансур Гильманов , он же присылал фото моего дела. Там должен быть протокол.
Терзаю полусдохший телефон, нахожу нужное. Надо просто привести новый документ в соответствие со старым – самое то для тупого загнанного зверька, каким я в данный момент и являюсь. Это просто. Я почти спокойна.
Протокол о правонарушении оформляли долго. Ругались с Малютиным за каждую запятую. Трижды перепечатывали, и каждый раз он уходил минут на 15. Очередь к принтеру, видать, нехилая. В пояснении пишу, что не согласна, закон не нарушала и бла-бла-бла.
Теперь объяснение задержанного. Малютин спрашивает, я отвечаю, он тыкает в клавиши. Начинается опять с анкетных данных. Застреваем на смене имени.
– Когда поменяли имя?
– В конце прошлого года.
– В каком ЗАГСЕ меняли?
– В Богородском.
– Почему не в своём?
– В Богородском быстрее, очередь меньше.
– А куда так торопились? – Если б ты знал, Малютин, что я 10 лет ждала, не меняла документы, потому что у меня ребёнок был под опекой! Ох, как я ждала! – Следы заметали после прошлого правонарушения? – Что?
– У вас паранойя, – отвечаю, не поднимая глаз от документов. Даже комментировать это бред не хочется. Что у этих людей в головах? Малютин осёкся. Продолжаем бадягу.
— Откуда узнали о проведении несанкционированной акции? – Так, стоп. Хватит отвечать.
— Ну-ка покажите, что вы там написали. Мне не нравятся ваши вопросы. – Старлей с ворчанием поворачивает монитор ко мне.
— Так, – я обрела присущий мне командный тон, — оставьте ответы только на анкетные вопросы, на остальное беру 51 статью.
— То есть отказываетесь отвечать?
— Нет, не отказываюсь. Но беру 51 статью, — я точно помню, что отказываться от дачи объяснения нельзя.
— Ну отвечать-то отказываетесь!
— Нет, я не отказываюсь. Но 51 статья позволяет мне не свидетельствовать против себя и близких.
Препирательство занимает несколько минут, у старлея трудности с формулированием. В итоге находим компромисс: «В соответствии со ст. 51 Конституции РФ я беру право не свидетельствовать против себя. Более по существу мне пояснить нечего» Фууууу. Справились.
Малютин рад окончанию процесса, просит подписать протокол, но тут я требую копию, а также протоколы задержания и доставления. Он сник. Это в его программе не предусмотрено. Придётся поднимать задницу и опять стоять в очереди к принтеру.
– Какой протокол задержания, Ангелина Николаевна! Мы же вас не на улице взяли, вы же сами к нам вышли.
– Я лишена свободы передвижения, а значит, задержана. Гоните протокол. Я в конец оборзела.
Вздыхает, уходит. Я разглядываю своего сторожа. Как и Малютину, этому на вид лет 30-35, лишний вес, нездоровый цвет лица и смертельная скука в глазах.
Наконец, копии получены, бумаги подписаны, казалось бы, можно расходиться.
– Сейчас ещё в один кабинет пройдём – обрадовал меня участковый.
Мне почему-то очень хочется домой.
Нежить
И снова коридоры, лестницы, закутки. Впереди Малютин, потом я, за мной второй мент. Переговариваются через мою голову. Улавливаю одно: «СК». Приехали уже, чёрт бы их побрал! Только через пару суток до меня дойдёт, что тягомотина с протоколами и копиями объяснялась не очередью к принтеру, а тем, что ждали этих упырей.
Останавливаемся перед большой железной дверью с кодовым замком. Офигеть, какая толстая! Замок щёлкает за спиной – я в западне. Потолки низкие, помещения тесные – подвал, что ли? У входа нас встречает лживый подполкан Абдулатипов, и снова допытывается, едет ли мама. Почему он так уверен, что к сыну обязательно должна выехать моя мама? Знал бы он, как они друг друга ненавидят. Если так упорно спрашивает про маму, значит не выпустят сегодня…
Все мысли замирают и растворяются, когда я заглядываю в глаза существу, что стоит рядом. Такой же одутловатый и бледный, как и все здешние обитатели, но не в форме. Тёмно-коричневый костюм, бордовый галстук. И глаза. Я не поняла сначала, почему мой взгляд возвращается к его лицу. Это как навязчивое желание разглядывать увечного попутчика в метро. Не могу оторваться. Смотрим друг другу в глаза. Адреналин тугой волной перекрывает горло, не давая вздохнуть, ноги налились свинцом, сердце почему-то колотится в голове.
– Вы что-то спросить хотите? – тонкие губы складываются в улыбочку. — Вы так внимательно на меня смотрите.
— Нет. – Боже упаси задавать вопросы этому чудовищу. С усилием отрываю взгляд. Наша троица садится в коридоре, ждем-с.
Чудовище проплывает мимо, и в нос бьёт резкий запах дорогого парфюма. Просто газовая атака! Менты ржут и подшучивают над следаком: парфюмная вонь – новый способ выбивания показаний.
Истерически сообщаю боту овд инфо, что меня будет допрашивать СК. Хочется бежать. Чудовище возвращается, встаёт к стене напротив и внимательно меня разглядывает.
– Вы что-то спросить хотите? – всё равно помирать, так хоть потроллю ублюдка.
– Там всё спросят. – кивает в сторону кабинета.
– Ок. – Главное, морду кирпичом держать.
Тебе не страшно, Гелечка. Дыши.
Заводят в маленький кабинет. В глаза бросаются особым образом расставленные стулья: один перед столом, за которым сидит молодая симпатичная следачка (что не так в её лице?), другой, чуть сбоку и сзади. За следачкой ещё стул, на нём с прямой спиной сидит совсем молоденькая девушка в очках на человеческом лице с выражением прилежной ученицы. Рядом за компьютером такой же молодой сосредоточенный парень лет 23-х.
— Присаживайтесь.
Я сажусь перед следачкой. Как и нежить, эта лет 30-35 (да они все приблизительно одного возраста. Инкубатоские, что ли?
Красивая неуловимой восточной красотой. Кажется очень крупной из-за нелепой чёрной жилетки с крылышками. После я увижу, что сзади на ней крупная надпись «Следственный комитет». Форменная.
Все рассаживаются как актёры на сцене. Малютин и Абдулатипов встают в дверях. Начинаем спектакль.
«Вы допрашиваетесь в качестве свидетеля по уголовному делу № 121014…. ФИО, дата рождения, гражданство, образование, номер телефона, место работы, не замужем, не военнообязанная, судимости нет, права разъяснены… Потихоньку включаю диктофон.
— Участвовали ли в митингах 23 и 31.01?
Интересно. Я сижу в ОВД с 11.00 и участвовать в сегодняшнем митинге никак не могу. Зачем такой тупой вопрос? — Вопрос некорректный, — отвечаю. — На одном митинге была, на другом – нет.
– Я задам вопрос заново. Участвовали ли в митингах 23 и 31.01?
Понятно всё. Вопросы были составлены заранее, они не планировали начать допрос до митинга, но изменить формулировку не в их власти, она утверждена начальством и пересмотру не подлежит даже в случае очевидной абсурдности.
– Повторю ответ. На одном была, на втором – нет. Как ответить на ваш вопрос?
– На каком были?
Хммм! Действительно! Но ладно. Разжую.
– Была на митинге 23-го, на митинге 31-го не была.
–Из каких источников узнали о готовящемся митинге 23-го?
Всё. Пора брать 51-ю статью.
– Имеете ли вы аккаунты в соц сетях, пользуетесь ли мессенджарами? Какими именно? Как аккаунты и номера телефонов вами используются для идентификации?
Ага. Щаз.
– Размещали ли вы на своих страницах в соц сетях, направляли ли сообщения, содержащие упоминание данных митингов? Каково содержание этих сообщений? С какой целью вы их размещали?
То есть мне предлагается вот просто так, за здорово живёшь сдать себя с потрохами и пришить самостоятельно статью об организации «несанкционированного мероприятия»! Они за кого меня принимают?
И тут случилось интересное.
– Имелись ли у вас по состоянию на 20-23 и 29-31 января 2021 года признаки простуды, респираторных заболеваний (кашель, субфебрильная температура).
Ага, понятно. Санитарное дело шьют. Белошвейки чёртовы.
– Не имелось. Чувствовала себя удовлетворительно – отчеканила я нарочито казённую формулировку. Чтоб не докапывалась с уточнениями.
Господи, откуда эта вонь?
Коричневое чудовище, как кот на мягких лапах, подкрался сзади и сел на заранее приготовленный стул. Прямо у меня за спиной и чуть сбоку. Я узнала его не глядя. Парфюм помог. Телефон выпал из моих влажных ладоней.
Мне вдруг стало так страшно, что дальше я уже не могла сосредоточиться на вопросах, просто тупо повторяла мантру про 51-ю статью. Помню, что они были не очень важные, ибо самый важный вопрос уже задан.
Вышли в коридор. Мои менты сели рядом, Малютин зачем-то пытается меня разговорить. Ныряю в диалог, как в чистую реку после грязи. Поспорили о пенсиях и социальной справедливости. Вдруг он тихо говорит:
– Вы напишите своим и готовьтесь. На ночь у нас останетесь.
– Спасибо, — вполголоса. Смотрю в его глаза. Там что-то ещё, кроме пустоты.
Из кабинета выходит разочарованный моим упрямством подполкан, смотрит на меня недобро, нежить останавливается и изучает меня внимательно, будто шестипалую морскую звезду. Я намеренно морщу нос, будто от дурного запаха, хотя вони душного парфюма не чувствую. Действительно крупная следачка выносит протокол допроса. В глазах злоба промахнувшейся гиены.
– Внимательно прочтите и подпишите.
Я не могу прочесть это внимательно! Я умираю от страха и смертельной тоски! Суки, как же они меня напугали! Несколько матерных злых слов одними губами приводят меня в чувство. Я начинаю злиться, а злость всегда помогала мне справиться с трудностями.
Внимательно читаю, подписываю и фоткаю каждую страницу. Пожалуйста, Малютин, выведи меня отсюда! Я хочу в камеру.
… Проходя мимо коричневого чудовища к выходу, демонстративно морщу нос ещё раз.
Арест
Я не помню, как мы туда шли. Что это за помещение с одной потёртой лавкой и колченогим столом? Почему все оставили меня?
Входит мой сторож и пергидрольная блондинка в форме. Волосы нелепо торчат из-под колхозной форменной ушанки. В руках бумажный обрывок, на котором что-то распечатано.
– Вещи на стол, — ага, опись. Просто ставлю на стол свой рюкзак, пусть сами копаются. Мне надо успеть написать всем, сына предупредить. Но и за колхозной девушкой следить надо: вдруг подкинет чего?
Встаю так, чтобы можно было следить за изъятием и смотреть в телефон одновременно, не особо разводя глаза в разные стороны (я же не хамелеон, чёрт побери). В конце концов прерываю переписку. Ещё 282 статьи мне не хватало! Соломенная красотка будто с Луны свалилась: не знает предназначения самых простых вещей. Достаёт пауэрбанк:
– Это что? – спрашивает не у меня, а у сослуживца. Он устало поясняет.
– Пауэрбанк.
– Так и писать?
– Так и пиши.
Вейп вводит её в ступор, а наличие в моей сумке ещё и сигарет заставляет систему перегореть.
– Это что?
– Аптечка. Мне надо принимать таблетки утром и вечером.
– Какие таблетки? – Что бы такого ответить?
–Мочегонные, — ничего другого мне в голову не пришло, а правду говорить не буду принципиально. Оба мента поднимают на меня выпученные глаза. Пусть думают, что хотят.
– Что???
– Снимайте шнурки. Из капюшона тоже. Ремень. Украшения.
Снимаю и подаю ей короткие бусы из сандалового дерева.
– Это как назвать? – опять у сторожа спрашивает. Тот пожимает плечами: понятно, не спец в бижутерии. Тупая ментовка меня бесит.
– Пишите «колье», — шучу я. Чувства юмора у этой золотой рыбки тоже нет.
– Фенечка, — нашёлся мент. Эта дура записывает «венечка». Тут же приходят на ум Ерофеев и, почему-то Лимонов.
– Ровно встаньте. – личный досмотр. В кармане Венечка находит конфету – выкладывает на стол. Низя. Я тут же хватаю её и сую в рот. Фантик демонстративно бросаю на стол. Я злюсь.
Облапав меня с головы до ног, крашеная бестолочь предлагает мне подписать опись. Увидев слово «венечка», я не сдерживаюсь:
-– Не «венечка», а «фенечка», девушка! В вашем возрасте надо знать такие простые слова.
Бестолочь не реагирует. Но, как я узнаю позже, обиду запомнит.
У меня отобрали всё, кроме одежды и бутылки с водой. Даже очки. Сунули в руки коробку с сухим пайком и одноразовое бельё. Идём в камеру. Ботинки плохо держатся на ногах.
Камера омерзительного розово-коричневого цвета и дурно пахнет. С трёх сторон лавки-шконки, на одной из них поролоновый тюфяк в дырявом дерматине. Я боюсь дотрагиваться до него, но надо же застелить. Устроившись наконец на краешке, сижу с прямой почему-то спиной. Что дальше? Ничего. Делать-то абсолютно нечего! Кроме одежды, бутылки воды и моего тела у меня ничего нет. Ок, будем довольствоваться тем, что мне оставили.
Учусь разводить пальцы попарно сначала правой рукой, потом левой. Потом растягиваю шею по безотказному рецепту моего отчима; медленно, очень медленно… Через 40 минут пришла очередь спины, потом поясница.
Так убила часа два (понятия не имею, сколько времени, часов-то нет). Вспомнила музыкальное прошлое: пару часов отрабатывала парадиддлы, тренировала корявую левую руку. После постоянная потребность что-то делать и воспоминания совсем уж далёкого детства заставляют вспоминать движения брейк-данса. Чёрт, жаль зеркала нет, не вижу свои раскоряки! Ладно, давай песни петь.
Он был московский росгвардеец, метр семьдесят пять
Служил и даже не надеялся любовь отыскать
Бывало, даже выпивал, когда его одолевала тоска….
Нет, очень низко. Надо повыше взять. Ещё выше. Ещё. Вот так. Поехали!
И вот, в Макдональдсе на кассе, получая стакан
До чьих-то пальцев вдруг дотронулась случайно рука
Он поднял голову и тут же утонул в ее бездонных глазах
Ты беги, не беги — бесполезно
Где-то там и твоя половинка живет
Все окажется как в старой песне снова…
Нас догонит любовь и на куски разорвет
Пугал весь дом протяжным вздохом уже столько ночей
Кольцом отважно оцепляя непослушных москвичей
Он представлял, как ей на палец одевает золотое кольцо
Привычно школьников за шиворот тащил в автозак
Он обернулся и опять увидел эти глаза
Она сказала: “Ты — подлец!”, швырнув пустой стаканчик прямо в лицо! В ли-цо.
…К шестому-седьмому разу я так распелась, что, казалось, камера полна моим голосом и щёлканьем пальцев. Упс… Ключи гремят. Мент пришёл – что-то интересненькое!
… Пройдемте, Ангелина Николаевна.
– Запросто, — отвечаю весело, «Безобразная Эльза» почему-то настроила меня на смешливый лад.
Шаркаю за ментом в ту же самую комнатку с колченогим столом, на котором сушёная грымза в форме уже раскатывает краску по картонке. Фантик так никто и не убрал.
Я сразу требую принести мне рюкзак с вещами: там мои очки.
– Отпечатки сдаём, — пузан в фуражке пытается мной командовать. Ну-ну.
– Даже не подумаю. Вы не имеете права меня дактилоскопировать без моего согласия.
– Сдаём отпечатки, — грозный, сука. Но мне не страшно. После нежити-то!
– Ваше требование незаконно. Посмотрите закон о дактилоскопии, там всё написано.
Пузан уходит, конвоир разглядывает меня с интересом, грымза продолжает грустно раскатывать краску. Входит худой красноглазый и очень злой мент. Похож на гопника из питерской подворотни. Морда и шея красны характерной краснотой ежедневно пьющего человека.
– Так. В чём дело? Какие проблемы? – На понт взять меня хочешь? Сдурел что ли?
– У меня проблем нет, вот у ваших коллег проблемы, они хотят меня незаконно дактилоскопировать.
– Я тебе ща дам «незаконно»! Ща статью тебе оформим, арест 30 суток получишь! – Да кто ты такой, чтобы со мной так разговаривать, говнюк ты непросыхающий?
– Это я сейчас вам дам «незаконно»! Учите матчасть, офицер! Отпечатки законно требовать в 3-х случаях:
1. Если невозможно установить личность (нет паспорта).
2. Если подозревают в уголовке.
3. Если судом назначен арест по административной статье.
И если вы этого не знаете, то подлежите увольнению по неполному служебному соответствию.
Я еле сдерживаюсь, чтобы не заорать. Дыши…
– Вот если суд признает меня виновной и назначит админ арест, тогда я сдам отпечатки. А без суда ни-ни.
Гопник ещё изрыгает какие-то угрозы, но я уже успокоилась. Говорю ему, как неразумному дитяте:
– Ваш начальник днём уже пытался меня дактилоскопировать и в итоге отстал. Давайте позовём его сюда, и определимся, кто из вас прав.
– Вот тут пишите отказ, — красная шея сдалась без боя. Грымза грустно складывает картонку с краской. Я с радостью царапаю привычную уже формулировку.
-– Всё равно после суда дактилоскопироваться, чего время тянуть? – бурчит он совсем уж примирительно.
– После суда будет по закону. А сейчас нет.
–У нас тоже всё по закону.
И тут меня прорывает.
– Слушай, ты! Меня сегодня допрашивал следак из СК по «санитарному» делу. Люди на митинг вышли, по улице прошлись, а им уголовное дело за это шьют! В колонию укатать! Потому что, сука, коронавирус.
Метро битком набито! Фестивали с марафонами! И никаких дел нет! А вот когда люди за свободу вышли, им уголовное дело на блюде!
Красные глаза хотят что-то вставить, но я не даю:
– Так что не говори мне, что у вас всё по закону! Вы и государство ваше – гопники и живёте по понятиям гопническим! Даже не заикайся мне тут про закон! Всё, ведите меня в камеру! – ухожу, не дожидаясь приглашения. Ух, какая я злая! Знать бы, чем обернётся для меня такое героическое поведение.
Немного придя в себя, обнаруживаю, что все забыли про очки на моём носу.
