Личный опыт

Нежить, Венечка и гопники

0
Нежить, Венечка и гопники

Задержание

Что к нам гости, я поняла ещё до того, как сын подошёл к постели, чтобы меня разбудить. Он никогда так резко не открывал дверь в комнату и не отодвигал гардину. «Мам, менты» – и адреналин волной от сердца к ногам. Подскакиваю, не могу правильно надеть брюки, сердце колотится в горле, сушняк во рту. Звонок разрывает мозг. На цырлах к глазку, но сначала забаррикадировать входную дверь. Тихо, чтоб не услышали шороха. Не включать свет. Стоит один. Но за углом их может быть сколько угодно. Назад на мягких лапах. За три минуты готовимся к обыску: хорошо, что накануне сделали основное. Тяжело дышать. Два огромных глотка воды, с усилием глубокий вдох – можно открывать.

Передо мной стоит совершенно никакой человек. Я вижу только его голову и плечи: такая хитрая вторая дверь – снизу глухая, а сверху решётка – можно разговаривать, не открывая. Пастозное лицо, полупустые глаза, чёрная форменная ушанка и медицинская маска. Участковый старлей Малютин. Называет меня старым именем.

– Мне надо вручить вам предостережение. Откройте, – говорит

– Я ничего брать и подписывать не буду – а у самой ноги ватные и дрожат

– Ну, откройте!

– У вас ордер?

– Нет.

– Не открою.

Через минуту препирательств выясняется, что он не с предостережением ко мне пришёл, а с задержанием.

– Проследуем в ОВД, там составим протокол и поедете домой.

– На меня есть ориентировка? Я подозреваюсь в совершении уголовного преступления?

– Нет. Вы в митинге 23-го участвовали?

– Да

– Ну вот.

 Я не совершила ничего противозаконного. С вами никуда не поеду

– Вы отказываетесь? Это ещё одна статья.

– Всего доброго, – закрываю дверь.

Прекрасно понимаю, что просто выиграла немного времени, чтобы унять разбушевавшийся адреналин. И, если возможно, успокоить Альберта.  Он на грани панической атаки. Крепко обнимаемся. Он мелко дрожит.

Теперь бегом в комнату, собрать вещи (понимаю, что не на 10 минут придётся уйти), умыться, кофе, покурить Голова варит, но как-то лихорадочно. Дыши… Бумагу и ручку забыла! (боже, как они пригодятся мне через сутки!)

Проходит минут 10, я начинаю дышать спокойнее.

Через полчаса опять звонок! Тот же самый пастозный мент.

– Что?

– Не снимайте! Может быть, пойдёте со мной, быстро протокол составим и домой пойдёте.

– Нет. Вы моего ребёнка напугали, у него паническая атака. Мне некогда с вами ходить, я должна быть дома.

– Поймите, мы будем дежурить у подъезда, и даже если вы за лекарствами выйдете, мы вас задержим. И не уедем, пока вы не выйдете.

Мне становится жалко его, я понимаю, что после первого разговора он вернулся в ОВД и получил по жопе от своего начальства. И вот он опять приплёлся к моей двери. И ему очень-очень нужно привести меня в отдел, иначе командир его выдерет. Я смягчаюсь.

– Сегодня никуда не выйду, вы устроили мне геморрой на весь день.

– И на митинг не пойдёте?

– Нет. Давайте ваш телефон, позвоню на днях и приеду сама.

Мент с радостью даёт телефон и предупреждает, что он служебный, а значит, прослушивается.

– До свидания. Я позвоню.

Закрываю дверь и долго-долго выдыхаю. На сегодня пронесло. Тут же наваливается усталость. Не вынести ли к обеду чаю с плюшками тем несчастным, что дежурят у подъезда? Не вынести. Задержат ведь.

Разговариваем с Альбертом о том, что мне рано или поздно придётся поехать с ними и, возможно, отсидеть несколько суток ареста. Стараюсь успокоить его, но, кажется не очень успешно.

Ещё через час в дверь звонят снова. На этот раз участковый пришёл с подкреплением: замнач отдела, вылитый эшник по виду. Лживые глаза наполнены подлостью. Подполковник Абдулатипов. Смотрю на Малютина и отчётливо представляю, как он докладывает этому упырю, что опять не привёз упрямую тётку в отдел. Подполковник вздыхает: ничего-то ты, Малютин, не можешь. Как ребёнок. Ладно, поехали. Всё за вас делать надо. Малютин смотрит в пол…

–…статья 19.3 – неповиновение законному требованию сотрудника полиции. Вы второй протокол хотите?

Давит на меня. Говнюк.

– Повестка есть? – мой тон становится ледяным от ненависти, – нет? До свидания. – Я готова закрыть дверь.

– Подождите! – он тут же меняет тактику, – давайте как люди договоримся!

– Как кто???

– Мы с вами сейчас быстренько проедем, протокольчик составим со всем уважением и домой поедете. У вас же ребёночек больной, так? Ну так мы вас долго держать не будем, подпишете где надо и домой. За дуру меня держит, что ли?

– Мы со старлеем договорились, что я приеду на неделе, у вас сейчас задержанных будет море, зачем вам я сейчас? Как оформите всех, так я и приеду.

– Нет, пожалуйста, давайте сегодня, вы сейчас проедете, а мы за это вас очень быстренько оформим, – уменьшительно-ласкательные суффиксы так и прут из него, – и задерживать вас не будем, тут же домой до суда. Обещаю.

– Да, обещаем, – это Малютин встрял.

Я смотрю на часы – 10 утра. Если съездить быстро, можно успеть до основного наплыва задержанных. И в конце концов, раньше сяду – раньше выйду. Беру тайм аут на несколько минут.

– Берт, ты как? Мне придётся съездить сейчас. Ненадолго. Справишься?

Открываю дверь.

 – Несите повестку, и я поеду.

– Момент! – подполковник похож на трактирного полового. У меня есть минут 20. Собираюсь. Хорошо, что арестный рюкзак давно готов.

Выходим с Малютиным и Абдулатиповым из подъезда. Нас встречают ещё 3 мента. Итого 5 штук.  Вспоминаю классическое: «Сколько ментов надо, чтобы задержать одного несогласного? Пятеро. По одному на каждую конечность и один на голову» Усмехаюсь и понимаю, что забыла позавтракать. Чёрт.

Спустившись с крыльца, замечаю, что ментовских машин у подъезда нет, а старлей тянет меня к старой обшарпанной иномарке. Рядом стоит такой же потрёпанный Логан, в который влезают два других мента. 

Ни фига себе кортеж! На двух машинах за мной приехали!  Сажусь и сразу спрашиваю:

– А что же это, вам служебных машин не дают что ли?  – Водитель улыбается. Понятно, не дают.

– Ну хоть бензин-то оплачивают? – В ответ смех. Не оплачивают.

– Вот вы нищие! – и тут замечаю, что Абдулатипов направляется к умопомрачительной перламутровой Ауди, А5 или А6 – не разглядела. 

– Однако, ваше начальство ни в чём себе не отказывает! – менты грустно молчат.

 – Ну ничего, – успокаиваю, – научитесь брать взятки и фабриковать дела, будет и на вашей улице праздник.

Поехали!

ОВД

В отделе меня таскали по кабинетам и с этажа на этаж: я довольно быстро потеряла ориентацию. Сначала посадили в коридорчике – ждите – и куда-то ушли. Потом пошли через весь этаж в другой конец здания, заходим в кабинет, где забирают паспорт и записывают мои анкетные данные. Сразу же выясняется, что недавно я меняла имя и все документы. Они сразу встали в стойку, зачем? Личная история, говорю, вас не касается. Один из них с паспортом в зубах убегает на полчаса. Как оказалось, копию снимать. Ждем-с. Сообщаю о своём задержании ОВД инфо, но понимаю, что адвоката сегодня ждать не стоит. Придётся самой.

Идём в другой закуток, там опять сначала в коридорчик, потом в кабинет. И всё сначала: анкетные данные, зачем меняли имя, подвергались ли административному наказанию, есть ли несовершеннолетние дети.

Малютин зачитывает материал на меня. Слушаю и офигеваю: «Докладываю вам, что в ходе проведения поисково-аналитических мероприятий выявлен участник несогласованной акции 23.01.21. Участник протестных телеграм каналов.

Участвовала в протестных мероприятиях 20.07, 27.07, 03.08 2019, 03.07.20. Задержана на мероприятии 03.07.20. Может использовать абонентский номер (…) и автомобиль (…), ИНН (…). Администрирует учетные записи в соцсетях (тут они достали заплесневелых одноклассников) Начальник бюро специальных технических мероприятий ГУ МВД РФ полковник Бардин.» И фоточка моя с уличной камеры. И плакатик в руках. Попалась, разбойница!

Подполковник вдруг встревает:

 – Мама-то едет?

– Зачем? – какая мама, почему мама, куда едет?

– Ну, у вас же ребёнок болеет, мама к нему едет?

– Нет. – я сбита с толку. И тут он бросается в атаку.

– Сейчас мы возьмём у вас отпечатки пальцев, сфотографируем, протокол составим и поедете домой.

Пальцы не дам, фотографироваться не буду.

– Ангелина Николаевна, ну зачем вы закон-то нарушаете? Таковы правила.

Это вы сейчас нарушаете закон, – а сама уже лихорадочно копаюсь в телефоне, ищу его название и точные формулировки. Пару минут выясняем, кто из нас что нарушает, глаза Абдулатипова всё холоднее и жёстче.

Мне страшно. Зачитываю статью 128-ФЗ, затем повторяю человеческим языком. Подполковник зол.

– Мы сейчас на вас ещё один протокол составим, за неповиновение, – заводит он старую шарманку.

 – Вы ничего не составите, не надо меня обманывать. А если составите, то потом понесёте ответственность за фабрикацию административных дел, – я прыгаю в омут с ледяной водой, сердце в горле, но морда кирпичом. Держись, Геля.

От такой наглости Малютин замирает с поднятой рукой, а подполковник застывает лицом. Смотрим друг другу в глаза. Кажется, из ОВД я сегодня не выйду.

– Хорошо. Саша, оформляй, – это Малютину. Скользкий подполкан уходит. А мы перемещаемся в другой кабинет и теперь к нам подключается ещё один мент, такой же невразумительный и бессмысленный, как и все они тут. Ничего не делает, не говорит, просто сидит рядом. До помещения в камеру он будет тенью следовать за мной. 

Я не помню, как выглядит правильно оформленный протокол. Я в диком стрессе. Я ничего не помню. Памятка ОВД инфо кажется мне бессмысленным набором букв.

Господи, как правильно-то? Мысли мечутся, как раненый заяц и наконец упираются в нужную дверку. 

Мансур! Летом меня защищал Мансур Гильманов , он же присылал фото моего дела. Там должен быть протокол.

Терзаю полусдохший телефон, нахожу нужное. Надо просто привести новый документ в соответствие со старым – самое то для тупого загнанного зверька, каким я в данный момент и являюсь. Это просто. Я почти спокойна.

Протокол о правонарушении оформляли долго. Ругались с Малютиным за каждую запятую. Трижды перепечатывали, и каждый раз он уходил минут на 15. Очередь к принтеру, видать, нехилая. В пояснении пишу, что не согласна, закон не нарушала и бла-бла-бла.

Теперь объяснение задержанного. Малютин спрашивает, я отвечаю, он тыкает в клавиши. Начинается опять с анкетных данных. Застреваем на смене имени.

– Когда поменяли имя?

– В конце прошлого года.

– В каком ЗАГСЕ меняли?

– В Богородском.

– Почему не в своём?

– В Богородском быстрее, очередь меньше.

– А куда так торопились? – Если б ты знал, Малютин, что я 10 лет ждала, не меняла документы, потому что у меня ребёнок был под опекой! Ох, как я ждала! – Следы заметали после прошлого правонарушения? – Что?

– У вас паранойя, – отвечаю, не поднимая глаз от документов. Даже комментировать это бред не хочется. Что у этих людей в головах? Малютин осёкся. Продолжаем бадягу.

– Откуда узнали о проведении несанкционированной акции? – Так, стоп. Хватит отвечать.

– Ну-ка покажите, что вы там написали. Мне не нравятся ваши вопросы. – Старлей с ворчанием поворачивает монитор ко мне.

 – Так, – я обрела присущий мне командный тон, – оставьте ответы только на анкетные вопросы, на остальное беру 51 статью.

– То есть отказываетесь отвечать?

Нет, не отказываюсь. Но беру 51 статью, – я точно помню, что отказываться от дачи объяснения нельзя.

– Ну отвечать-то отказываетесь!

Нет, я не отказываюсь. Но 51 статья позволяет мне не свидетельствовать против себя и близких. 

Препирательство занимает несколько минут, у старлея трудности с формулированием. В итоге находим компромисс: «В соответствии со ст. 51 Конституции РФ я беру право не свидетельствовать против себя. Более по существу мне пояснить нечего» Фууууу. Справились. 

Малютин рад окончанию процесса, просит подписать протокол, но тут я требую копию, а также протоколы задержания и доставления. Он сник. Это в его программе не предусмотрено. Придётся поднимать задницу и опять стоять в очереди к принтеру.

– Какой протокол задержания, Ангелина Николаевна! Мы же вас не на улице взяли, вы же сами к нам вышли.

Я лишена свободы передвижения, а значит, задержана. Гоните протокол. Я в конец оборзела.

Вздыхает, уходит. Я разглядываю своего сторожа.  Как и Малютину, этому на вид лет 30-35, лишний вес, нездоровый цвет лица и смертельная скука в глазах.

Наконец, копии получены, бумаги подписаны, казалось бы, можно расходиться.

– Сейчас ещё в один кабинет пройдём – обрадовал меня участковый. 

Мне почему-то очень хочется домой.

Нежить

И снова коридоры, лестницы, закутки. Впереди Малютин, потом я, за мной второй мент. Переговариваются через мою голову. Улавливаю одно: «СК».  Приехали уже, чёрт бы их побрал!  Только через пару суток до меня дойдёт, что тягомотина с протоколами и копиями объяснялась не очередью к принтеру, а тем, что ждали этих упырей.

Останавливаемся перед большой железной дверью с кодовым замком. Офигеть, какая толстая! Замок щёлкает за спиной – я в западне. Потолки низкие, помещения тесные – подвал, что ли? У входа нас встречает лживый подполкан Абдулатипов, и снова допытывается, едет ли мама. Почему он так уверен, что к сыну обязательно должна выехать моя мама? Знал бы он, как они друг друга ненавидят. Если так упорно спрашивает про маму, значит не выпустят сегодня…

Все мысли замирают и растворяются, когда я заглядываю в глаза существу, что стоит рядом. Такой же одутловатый и бледный, как и все здешние обитатели, но не в форме. Тёмно-коричневый костюм, бордовый галстук. И глаза. Я не поняла сначала, почему мой взгляд возвращается к его лицу. Это как навязчивое желание разглядывать увечного попутчика в метро. Не могу оторваться. Смотрим друг другу в глаза. Адреналин тугой волной перекрывает горло, не давая вздохнуть, ноги налились свинцом, сердце почему-то колотится в голове.

– Вы что-то спросить хотите? – тонкие губы складываются в улыбочку. – Вы так внимательно на меня смотрите.

– Нет. – Боже упаси задавать вопросы этому чудовищу. С усилием отрываю взгляд. Наша троица садится в коридоре, ждем-с. 

Чудовище проплывает мимо, и в нос бьёт резкий запах дорогого парфюма. Просто газовая атака! Менты ржут и подшучивают над следаком: парфюмная вонь – новый способ выбивания показаний.

Истерически сообщаю боту овд инфо, что меня будет допрашивать СК. Хочется бежать. Чудовище возвращается, встаёт к стене напротив и внимательно меня разглядывает.

– Вы что-то спросить хотите? – всё равно помирать, так хоть потроллю ублюдка.

– Там всё спросят. – кивает в сторону кабинета.

– Ок. – Главное, морду кирпичом держать. 

Тебе не страшно, Гелечка. Дыши.

Заводят в маленький кабинет. В глаза бросаются особым образом расставленные стулья: один перед столом, за которым сидит молодая симпатичная следачка (что не так в её лице?), другой, чуть сбоку и сзади. За следачкой ещё стул, на нём с прямой спиной сидит совсем молоденькая девушка в очках на человеческом лице с выражением прилежной ученицы. Рядом за компьютером такой же молодой сосредоточенный парень лет 23-х.

– Присаживайтесь.

Я сажусь перед следачкой. Как и нежить, эта лет 30-35 (да они все приблизительно одного возраста. Инкубатоские, что ли?

Красивая неуловимой восточной красотой. Кажется очень крупной из-за нелепой чёрной жилетки с крылышками. После я увижу, что сзади на ней крупная надпись «Следственный комитет». Форменная.

Все рассаживаются как актёры на сцене. Малютин и Абдулатипов встают в дверях. Начинаем спектакль.

«Вы допрашиваетесь в качестве свидетеля по уголовному делу № 121014…. ФИО, дата рождения, гражданство, образование, номер телефона, место работы, не замужем, не военнообязанная, судимости нет, права разъяснены… Потихоньку включаю диктофон.

– Участвовали ли в митингах 23 и 31.01?

Интересно. Я сижу в ОВД с 11.00 и участвовать в сегодняшнем митинге никак не могу. Зачем такой тупой вопрос? – Вопрос некорректный, – отвечаю. – На одном митинге была, на другом – нет.

– Я задам вопрос заново. Участвовали ли в митингах 23 и 31.01?

Понятно всё. Вопросы были составлены заранее, они не планировали начать допрос до митинга, но изменить формулировку не в их власти, она утверждена начальством и пересмотру не подлежит даже в случае очевидной абсурдности.

– Повторю ответ. На одном была, на втором – нет. Как ответить на ваш вопрос?

– На каком были?

Хммм!  Действительно! Но ладно. Разжую.

– Была на митинге 23-го, на митинге 31-го не была.

–Из каких источников узнали о готовящемся митинге 23-го?

Всё. Пора брать 51-ю статью.

– Имеете ли вы аккаунты в соц сетях, пользуетесь ли мессенджарами? Какими именно? Как аккаунты и номера телефонов вами используются для идентификации?

Ага. Щаз.

– Размещали ли вы на своих страницах в соц сетях, направляли ли сообщения, содержащие упоминание данных митингов? Каково содержание этих сообщений? С какой целью вы их размещали?

То есть мне предлагается вот просто так, за здорово живёшь сдать себя с потрохами и пришить самостоятельно статью об организации «несанкционированного мероприятия»!  Они за кого меня принимают?

И тут случилось интересное.

Имелись ли у вас по состоянию на 20-23 и 29-31 января 2021 года признаки простуды, респираторных заболеваний (кашель, субфебрильная температура).

Ага, понятно. Санитарное дело шьют. Белошвейки чёртовы. 

 – Не имелось. Чувствовала себя удовлетворительно – отчеканила я нарочито казённую формулировку. Чтоб не докапывалась с уточнениями.

Господи, откуда эта вонь?

Коричневое чудовище, как кот на мягких лапах, подкрался сзади и сел на заранее приготовленный стул. Прямо у меня за спиной и чуть сбоку.  Я узнала его не глядя. Парфюм помог. Телефон выпал из моих влажных ладоней. 

Мне вдруг стало так страшно, что дальше я уже не могла сосредоточиться на вопросах, просто тупо повторяла мантру про 51-ю статью. Помню, что они были не очень важные, ибо самый важный вопрос уже задан.

 Вышли в коридор. Мои менты сели рядом, Малютин зачем-то пытается меня разговорить. Ныряю в диалог, как в чистую реку после грязи. Поспорили о пенсиях и социальной справедливости.  Вдруг он тихо говорит:

– Вы напишите своим и готовьтесь. На ночь у нас останетесь. 

– Спасибо, – вполголоса. Смотрю в его глаза. Там что-то ещё, кроме пустоты.

Из кабинета выходит разочарованный моим упрямством подполкан, смотрит на меня недобро, нежить останавливается и изучает меня внимательно, будто шестипалую морскую звезду.  Я намеренно морщу нос, будто от дурного запаха, хотя вони душного парфюма не чувствую. Действительно крупная следачка выносит протокол допроса. В глазах злоба промахнувшейся гиены.

– Внимательно прочтите и подпишите.

Я не могу прочесть это внимательно! Я умираю от страха и смертельной тоски! Суки, как же они меня напугали! Несколько матерных злых слов одними губами приводят меня в чувство. Я начинаю злиться, а злость всегда помогала мне справиться с трудностями.

Внимательно читаю, подписываю и фоткаю каждую страницу. Пожалуйста, Малютин, выведи меня отсюда! Я хочу в камеру.

… Проходя мимо коричневого чудовища к выходу, демонстративно морщу нос ещё раз.

Арест

Я не помню, как мы туда шли. Что это за помещение с одной потёртой лавкой и колченогим столом? Почему все оставили меня? 

Входит мой сторож и пергидрольная блондинка в форме. Волосы нелепо торчат из-под колхозной форменной ушанки. В руках бумажный обрывок, на котором что-то распечатано. 

– Вещи на стол, – ага, опись. Просто ставлю на стол свой рюкзак, пусть сами копаются. Мне надо успеть написать всем, сына предупредить. Но и за колхозной девушкой следить надо: вдруг подкинет чего?

Встаю так, чтобы можно было следить за изъятием и смотреть в телефон одновременно, не особо разводя глаза в разные стороны (я же не хамелеон, чёрт побери). В конце концов прерываю переписку. Ещё 282 статьи мне не хватало! Соломенная красотка будто с Луны свалилась: не знает предназначения самых простых вещей. Достаёт пауэрбанк:

– Это что? – спрашивает не у меня, а у сослуживца. Он устало поясняет.

– Пауэрбанк.

– Так и писать?

– Так и пиши.

Вейп вводит её в ступор, а наличие в моей сумке ещё и сигарет заставляет систему перегореть.

– Это что?

– Аптечка. Мне надо принимать таблетки утром и вечером.

– Какие таблетки? – Что бы такого ответить?

–Мочегонные,  – ничего другого мне в голову не пришло, а правду говорить не буду принципиально. Оба мента поднимают на меня выпученные глаза. Пусть думают, что хотят.

– Что???

– Снимайте шнурки. Из капюшона тоже. Ремень. Украшения.

Снимаю и подаю ей короткие бусы из сандалового дерева.

– Это как назвать? – опять у сторожа спрашивает. Тот пожимает плечами: понятно, не спец в бижутерии. Тупая ментовка меня бесит.

– Пишите «колье», – шучу я. Чувства юмора у этой золотой рыбки тоже нет.

 – Фенечка, – нашёлся мент. Эта дура записывает «венечка». Тут же приходят на ум Ерофеев и, почему-то Лимонов.

– Ровно встаньте. – личный досмотр. В кармане Венечка находит конфету – выкладывает на стол. Низя. Я тут же хватаю её и сую в рот. Фантик демонстративно бросаю на стол. Я злюсь.

Облапав меня с головы до ног, крашеная бестолочь предлагает мне подписать опись. Увидев слово «венечка», я не сдерживаюсь:

-– Не «венечка», а «фенечка», девушка! В вашем возрасте надо знать такие простые слова.

Бестолочь не реагирует. Но, как я узнаю позже, обиду запомнит.

У меня отобрали всё, кроме одежды и бутылки с водой. Даже очки. Сунули в руки коробку с сухим пайком и одноразовое бельё.  Идём в камеру. Ботинки плохо держатся на ногах.

Камера омерзительного розово-коричневого цвета и дурно пахнет. С трёх сторон лавки-шконки, на одной из них поролоновый тюфяк в дырявом дерматине. Я боюсь дотрагиваться до него, но надо же застелить. Устроившись наконец на краешке, сижу с прямой почему-то спиной. Что дальше? Ничего. Делать-то абсолютно нечего! Кроме одежды, бутылки воды и моего тела у меня ничего нет. Ок, будем довольствоваться тем, что мне оставили.

Учусь разводить пальцы попарно сначала правой рукой, потом левой. Потом растягиваю шею по безотказному рецепту моего отчима; медленно, очень медленно… Через 40 минут пришла очередь спины, потом поясница.

Так убила часа два (понятия не имею, сколько времени, часов-то нет). Вспомнила музыкальное прошлое: пару часов отрабатывала парадиддлы, тренировала корявую левую руку. После постоянная потребность что-то делать и воспоминания совсем уж далёкого детства заставляют вспоминать движения брейк-данса. Чёрт, жаль зеркала нет, не вижу свои раскоряки! Ладно, давай песни петь. 

Он был московский росгвардеец, метр семьдесят пять

              Служил и даже не надеялся любовь отыскать

              Бывало, даже выпивал, когда его одолевала тоска….

Нет, очень низко. Надо повыше взять. Ещё выше. Ещё. Вот так. Поехали! 

И вот, в Макдональдсе на кассе, получая стакан

До чьих-то пальцев вдруг дотронулась случайно рука

Он поднял голову и тут же утонул в ее бездонных глазах

Ты беги, не беги — бесполезно

              Где-то там и твоя половинка живет

              Все окажется как в старой песне снова…

              Нас догонит любовь и на куски разорвет

Пугал весь дом протяжным вздохом уже столько ночей

Кольцом отважно оцепляя непослушных москвичей

Он представлял, как ей на палец одевает золотое кольцо

Привычно школьников за шиворот тащил в автозак

Он обернулся и опять увидел эти глаза

Она сказала: “Ты — подлец!”, швырнув пустой стаканчик прямо в лицо! В ли-цо.

…К шестому-седьмому разу я так распелась, что, казалось, камера полна моим голосом и щёлканьем пальцев. Упс… Ключи гремят. Мент пришёл – что-то интересненькое!

… Пройдемте, Ангелина Николаевна.

– Запросто, – отвечаю весело, «Безобразная Эльза» почему-то настроила меня на смешливый лад.

Шаркаю за ментом в ту же самую комнатку с колченогим столом, на котором сушёная грымза в форме уже раскатывает краску по картонке. Фантик так никто и не убрал. 

Я сразу требую принести мне рюкзак с вещами: там мои очки.

– Отпечатки сдаём, – пузан в фуражке пытается мной командовать. Ну-ну.

Даже не подумаю. Вы не имеете права меня дактилоскопировать без моего согласия.

 – Сдаём отпечатки, – грозный, сука. Но мне не страшно. После нежити-то!

– Ваше требование незаконно. Посмотрите закон о дактилоскопии, там всё написано.

Пузан уходит, конвоир разглядывает меня с интересом, грымза продолжает грустно раскатывать краску. Входит худой красноглазый и очень злой мент. Похож на гопника из питерской подворотни. Морда и шея красны характерной краснотой ежедневно пьющего человека.

– Так. В чём дело? Какие проблемы? – На понт взять меня хочешь? Сдурел что ли?

 – У меня проблем нет, вот у ваших коллег проблемы, они хотят меня незаконно дактилоскопировать.

– Я тебе ща дам «незаконно»! Ща статью тебе оформим, арест 30 суток получишь! – Да кто ты такой, чтобы со мной так разговаривать, говнюк ты непросыхающий?

– Это я сейчас вам дам «незаконно»! Учите матчасть, офицер! Отпечатки законно требовать в 3-х случаях: 

1. Если невозможно установить личность (нет паспорта).

2. Если подозревают в уголовке.

3. Если судом назначен арест по административной  статье. 

И если вы этого не знаете, то подлежите увольнению по неполному служебному соответствию. 

Я еле сдерживаюсь, чтобы не заорать. Дыши…

– Вот если суд признает меня виновной и назначит админ арест, тогда я сдам отпечатки. А без суда ни-ни.

Гопник ещё изрыгает какие-то угрозы, но я уже успокоилась. Говорю ему, как неразумному дитяте:

– Ваш начальник днём уже пытался меня дактилоскопировать и в итоге отстал. Давайте позовём его сюда, и определимся, кто из вас прав.

– Вот тут пишите отказ, – красная шея сдалась без боя. Грымза грустно складывает картонку с краской. Я с радостью царапаю привычную уже формулировку.

-– Всё равно после суда дактилоскопироваться, чего время тянуть? – бурчит он совсем уж примирительно.

– После суда будет по закону. А сейчас нет.

–У нас тоже всё по закону.

И тут меня прорывает.

– Слушай, ты! Меня сегодня допрашивал следак из СК по «санитарному» делу. Люди на митинг вышли, по улице прошлись, а им уголовное дело за это шьют! В колонию укатать! Потому что, сука, коронавирус.

Метро битком набито! Фестивали с марафонами! И никаких дел нет! А вот когда люди за свободу вышли, им уголовное дело на блюде!

Красные глаза хотят что-то вставить, но я не даю:

– Так что не говори мне, что у вас всё по закону! Вы и государство ваше – гопники и живёте по понятиям гопническим! Даже не заикайся мне тут про закон! Всё, ведите меня в камеру! – ухожу, не дожидаясь приглашения. Ух, какая я злая! Знать бы, чем обернётся для меня такое героическое поведение.

Немного придя в себя, обнаруживаю, что все забыли про очки на моём носу.

Агнелина Юганова

Где искать изъятые документы

Previous article

Нежить, Венечка и гопники. Продолжение.

Next article

Comments

Leave a reply

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *