«В действительности всё иначе, чем на самом деле», — сказал когда-то писатель-философ Антуан де Сент-Экзюпери. За примером далеко ходить не надо…
Памятник коррупции.
На днях пришло первое письмо из Ленинградской области, где по воле судей оказался главный редактор газеты «Новые колёса» Игорь Рудников.
«Пятизвёздочная тюрьма. Так по идее должны были выглядеть «Новые кресты» — самая большая тюрьма в Европе, как с гордостью мне сказали сотрудники СИЗО, когда я появился на пороге, — пишет он. — Увы, угадывается только замысел (в большинстве камер соблюдены европейские нормы — 8 кв.м на арестанта), а в остальном — или глобальный, заброшенный недострой, или свежая разруха (всё отваливается, течёт, сыплется, трещит — сделано тяп-ляп).
Кстати, как здесь говорят, СИЗО до сих пор считается стройкой и не принято в эксплуатацию, что позволяет шибко грамотным сидельцам (юристам, бывшим прокурорам) писать жалобы в ЕСПЧ и отсуживать у Российской Федерации приличные суммы за нарушение прав. Такой памятник российской коррупции…
Но я, оказавшись в четырёхместной камере, почувствовал себя словно в санатории. В умывальнике есть горячая вода. Крошечный, но закрытый от сторонних глаз туалет с унитазом (железным, чтобы не разбили). Большие окна в камере, много света. Деревянные, ещё не сгнившие полы (правда, краска уже облезла — видимо, красили доски, пролежавшие на улице под дождём не одну неделю)».
Утренняя дискотека.
Находясь ещё в калининградском СИЗО, Игорь Рудников писал:
«Утро. Плохое настроение. Вы ходили на дискотеку в шесть утра? Так, чтобы проснулся, и сразу что-то вроде «тяжёлого металла»… В чём прелесть калининградского СИЗО — утренние дискотеки. Потом, до 22 часов как бы и не замечаешь. Шумит-кричит фоном… Ну ничего, сейчас начну отжиматься, и настроение улучшится».
Попав в «Новые Кресты», Игорь Петрович поделился впечатлениями об общей обстановке и шумовом фоне в частности:
«Телевизора и холодильника нет, только радиоточка (но её можно включать и выключать самостоятельно). Библиотеки в самом большом СИЗО тоже нет, но книги найти можно. Арестанты получают их с воли и передают друг другу — идёт постоянный обмен. Также с газетами. Я успел прочитать шикарный роман-биографию «Рембрандт», написанный Глэдис Шмитт. Мне обещали прислать книги родственники и адвокаты. Попытаюсь осилить «Краткую историю времени» Стивена Хокинга…»
Спасает магазин и передачи.
«Кресты», конечно, не похожи ни на одно другое СИЗО, — продолжает Рудников. — Есть свои плюсы и минусы. Обо всём в письме не напишешь, но жизнь здесь бурная — интереснее, чем в СИЗО Калининграда. Можно сказать, тут настоящее российское дно, которое постоянно взбалтывают, — поэтому вечная мутная вода, в которой и надзиратели, и следователи, и преступники, каждый ловит свою рыбку. Но всё лучше, чем чёрное, холодное болото. Хотя, если говорить тюремным языком, то СИЗО — болото, где тихо засасывает мрачная пучина, и никакие права на человеческие условия не существуют, а крики отчаяния никто не слышит. Такие тюрьмы называют красными.
Не знаю, какая в «Крестах» медсанчасть. Говорят, внешне выглядит очень красиво, технически оборудованной. Но восторженных отзывов арестантов о медпомощи не слышал. Питание здесь хуже калининградского. Спасает магазин и передачи с воли. Во всех камерах — видеонаблюдение. Хорошо топят, тепло. Вполне приличные кровати и матрасы (постельное бельё стираем сами). Вот первые впечатления».
Вызов системе.
Четыре тюрьмы менее чем за полтора года не только не сломили Рудникова, но и сделали его более выносливым, более упорным — чтобы тело и душа были молоды. До «Новых крестов» Игорь Петрович писал:
«В СИЗО не любят арестантов, которые занимаются спортом. Наверное, выглядит как вызов Системе. Тут надо умирать, быть жалким и несчастным, чтобы видно было, что тебя сломали, раздавили. Иначе — наглость, протест. В ИВС на Петровке, 38 мне запрещали даже приседать. Курить — пожалуйста, а физо — нельзя».
В питерской тюрьме, как говорит Рудников, в этом смысле иначе:
«Чувствую себя хорошо. Много занимаюсь физо — и в камере, и на прогулке в тюремном дворике…»
Герои ТВ-репортажей.
«Сокамерники (все годятся мне в сыновья) ко мне относятся с уважением, — рассказывает Игорь Петрович. — Называют по имени-отчеству и на «вы» (что в тюрьме — исключительный случай). Курят строго в туалете. Освободили меня от уборки камеры. Каким-то образом через неделю все «Кресты» знали кто я такой, хотя сам много не говорю, больше слушаю.
Не могу написать в письме, но сидят со мной герои ТВ-репортажей и газетных материалов во всех федеральных СМИ — такие медийные персоны, проходящие по громким делам, со сроком от 15 лет до «пыжика» (пожизненного заключения).
Чужие подвиги в камере не принято обсуждать и осуждать, это миссия прокурора и судьи. Хотя первое, что спрашивают друг у друга, — не имя, а «беда». То есть статья УК, по которой человек угодил за решётку. Всем при этом понятно, что вокруг преступники (конечно, большинство считает себя невиновными или не так сильно виновными), сплошной мат-перемат, и за всем этим плохо скрытые страх, отчаяние, безнадёга.
Мне повезло — мои сокамерники не обделены интеллектом, воспитанием и образованием. Интересуются историей, техникой, много спрашивают меня на различные темы, внимательно слушают.
Удивительно, но я воспринимаю их как ровесников, мне легче общаться с ними на равных. Они же воспринимают меня как старшего по возрасту. Что особенно приятно, в разговоре, при обращении ко мне они перестают материться».
Труп врага.
Когда Фемида решала неподъёмный для себя вопрос — где будет проходить суд над журналистом и депутатом — Игорь Петрович сообщил в письме:
«Моё дело рассматривать не хотят. Никто. Классика жанра. Поэтому они боятся любой огласки…»
Похожую реакцию «хозяев нашей жизни» Рудников усматривает и в ситуации с закрытием «Новых колёс»:
«По крайней мере, по-тихому властям задушить газету не удалось. Власть вымазалась в этой истории, и от этой грязи ей не отмыться, не скрыть. И это уже поражение власти. А мы, будем живы, молчать не станем. Тем более, не впервой. Третий раз закрывают нашу газету. Те, кто закрывали раньше, — ушли. Уйдут и эти. Так что никаких похорон».
На этой оптимистической ноте (прошедшей даже тюремную цензуру!) как не вспомнить древнюю мудрость:
«Сиди спокойно на берегу реки, и мимо проплывёт труп твоего врага» (Конфуций).
