Анна Каретникова — правозащитница, бывший член ОНК Москвы, ведущий аналитик УФСИН России по г. Москве, автор книги «Маршрут»
Давайте поговорим о передозировках, передозах, злоупотреблениях наркотическими и лекарственными веществами в СИЗО, приводящих к печальным последствиям и вызывающих возмущение читателей. Как это в СИЗО да наркотики? Как такое может быть, куда все смотрели?
Я не раз писала о том, что удивляться тому, что в СИЗО попадают наркотики, как минимум, странно. В СИЗО помещается много наркозависимых людей. Должны ли они находиться вообще в СИЗО– другой вопрос, вопрос государственной политики и об этом лучше поговорить когда-нибудь потом. Наркозависимые люди хотели получить наркотики на воле и они хотят этого же в СИЗО. Хотят неудержимо. И, разумеется, сила желания некоторых приводит к результату.
Наркотические вещества заходят в посылках, а чаще — в передачах, их прячут ухищренно. Ими можно пропитать продукты, одежду, добавить в жидкости, табак. Потом их можно будет оттуда извлечь, выпарить или еще как-то достать и употребить.
Наркотики передают родные страждущих арестантов, а чаще — друзья и приятели, иногда используя для этого, втемную, не ведающих о том граждан. Наркотики могут передать лица, имеющие доступ в следственные кабинеты. Они действуют за деньги, используя служебное положение, понятое странным образом.
Я не стану спорить о том, что наркотики проносят и сотрудники, погнавшиеся за легкой наживой. И некоторые из них (один — совсем недавно) без огласки и широкого резонанса (не знаю, кстати, правильно ли это) — отправляются в СИЗО.
Впрочем, можно уболтать использовать втемную и сотрудников. Вспомним историю медсестры, которую обаятельный пациент уговорил принести в камеру не наркотики, нет — всего лишь зарядку для мобильного телефона. Поскольку «глупая женщина» не могла подобрать правильную, то зарядку ей передал у станции метро приятель арестанта. Наркотики оказались внутри и сокамерник заказчика умер. Медсестра, мать больного сына, провела почти год в СИЗО, и лишь очень большим везением можно объяснить, что не несколько лет в колонии.
На пути поступающих в СИЗО наркотиков ставятся сотрудниками различные преграды, которые я здесь описывать не буду. Скажу лишь, что после каждого выявленного факта на КПП появляется служебная собака.
Прекращают принимать в передачах существенную часть продуктов питания, а те, что принимаются, режутся на мелкие кусочки. Сигареты, купленные близкими за большие деньги, превращаются в труху, а арестанты и их родственники начинают терзать администрацию и УФСИН жалобами на такую несправедливость, потому как перестали принимать кексики.
Извините, вынуждена отвечать я разгневанным арестантам, что кексики — это кексики, а жизни — это жизни. А еще учащаются и становятся более жесткими обыска, что тоже вызывает массу нареканий.
«Ненаркотическая» статья — отнюдь не гарантия того, что обвиняемый воздержится от употребления «неустановленного вещества», не окажется в больнице, либо не умрет от пресловутого «передоза».
Искать и находить тайные замыслы администрации, как делают некоторые комментаторы, я бы тут не стала. За факты «передозов», тем более — ставшие достоянием гласности, — руководство СИЗО сурово карается.
Что касается общих установок криминалитета — они отличаются изрядным лицемерием. Провозглашая наркотики злом, причиняющим ущерб «общему», а также ни в чем не повинным матерям и женам, прогоны зачастую оговариваются, что это «не должно мешать нормальным людям «расслабиться». Как это так? Я, изучая всю эту «литературу», — понять не в состоянии.
Стряхивать с «наркобарыг» огромные денежки за «беспроблемное» пребывание в СИЗО, просто, за входной билетик — это, значит, нормально. И пользоваться услугами таких же барыг и курьеров–более того, превращая их, ранее незадействованных в наркобизнесе людей–тоже ничего страшного. Но было бы странным удивляться непоследовательности криминального мира. Непоследовательности системы можно удивляться, но и она имеет свои причины.
Наряду с обысковыми мероприятиями и раздербаниванием продуктов, падающих на головы арестантов после отравлений, на головы сотрудников сыплется с верхних этажей вертикали требования: «не допустить впредь», «исключить случаи» и усилить профилактическую работу. Как раз эта самая работа в основе своей должна иметь дифференцированный подход к арестантам, подразумевать индивидуальный подход к лицам, испытывающим тягу к наркотикам.
Такие лица ставятся на профилактический учет СКУНС (склонный к употреблению наркотических средств). Быть поставленным на профучет на языке арестантов звучит как «получить полосу» (диагональная полоса вносится в личную карточку арестанта, а также соответствующая профучетная карточка с его фотографией и полосой украшает собой дверь камеры. Вообще карточка должна находиться в планшете инспектора, но с некоторых пор их вешают еще и на двери. К сожалению, как правило, этим вся работа и ограничивается — Отравившийся стоял на профучете? — интересуется начальство.
-Да? А, ну вот и хорошо, велась работа.
Работа должна с этого только начинаться. В теории всё это есть:
— и индивидуальные беседы, осуществляемые воспитателями, психологами (для этого даже заводится дневничок такой работы, только вот беда — подавляющее большинство опрошенных вообще факт каких-либо бесед отрицают);
-и усиленный контроль со стороны и инспекторов (для этого на дверь и приделывается карточка), и оперативников…
На практике получается иначе. Приходит команда, ставить на учет больше, больше, больше! Ну — и ставят на профучет граждан со статьей 228. Не глядя, например, что это — кандидаты в хозотряд, которых у нас и так не слишком много. Можно отчитаться количественными показателями.
А вот на граждан, которые поступают в СИЗО с признаками абстинентного синдрома (они этого и не скрывают, они мучительно выпрашивают укол, хоть таблетку снотворного и обезболивающего), — медики почему-то не торопятся писать инициирующие рапорта о постановке на профучет. Таблетку им давать, правда, во многих случаях они тоже не торопятся.
Что получается? Количественно мы увеличиваем число лиц, состоящих на профучете, а качественно ситуация не меняется. Точнее, она меняется, но в худшую сторону. Ставя на учет десятки, а то и сотни обвиняемых, мы распыляем силы, лишаем возможности контроля тех, кто действительно в таком контроле нуждается. С кем есть реальный риск того, что он будет искать и искать наркотики… пока их не найдет.
В СИЗО-2, Бутырке, есть программа «12 шагов», программа для реабилитации наркозависимых. Это хорошая программа, с реальной работой, с улучшенными условиями содержания, туда многие наркозависимые стремятся попасть, но попадают немногие. В основном, те, кто содержится всё же в СИЗО-2, мужчины. Кроме этой программы-группы, скажем прямо, для наркозависимых мы не имеем ничего особенного. Ни врача-нарколога, ни хотя бы достаточного количества психиатров для неусыпного контроля. Остается лишь уповать на качество оперативной работы (очень хочется тут сказать: ну что ж… уповайте…) На самом деле, здесь многое надо менять.
В финале должна быть какая-то мораль, и я думаю, какую бы сюда поместить, не увеличив текст до размеров диссертации, какую-нибудь логично из него вытекающую, а потом гляжу чуть выше — а мораль-то уже есть. Я ее только что написала. Невозможно, мне кажется, радикально изменить ситуацию с наркотиками и «передозами» в СИЗО, не изменив в принципе государственную политику в отношении наркозависимых.
Крутится порочный круг-колесо: кто-то травится, иногда это выплескивается в СМИ, руководство и сотрудников наказывают и увольняют, меры предосторожности ужесточаются, потом сходят на нет, общественное внимание отвлекается на что-нибудь другое, новую сенсацию типа пыток, убийства или резонансного суицида… и так до нового случая «передоза».
И, разумеется, что-то с этим нужно делать. Это не означает, что ничего не делается. Это означает, что и общество должно видеть проблему комплексно: «передозы» в СИЗО — не сенсация, это продолжение в отдельно взятом месте общей проблемы нерешенности в стране проблемы наркозависимых.
