— Ну что, Сергей Иванович, сколько осужденному Никитину дадим, какое ваше мнение? – обратился начальник колонии к зампобору (заместителю по безопасности и оперативной работе).
— Думаю, двенадцать суток, — ответил зампобор.
— Не возражаю, двенадцать! – постановил начальник.
В колонии шли «крестины» — процесс раздачи арестантам сроков водворения в штрафной изолятор. В кабинет начальника, где находились все его замы, руководители отделов и прочие, ввели очередного осужденного. Начальник отряда доложил, что его проступок состоит в том, что он понудил другого осужденного из категории «обиженных» размотать проволоку ограждения, вылезти за него якобы с целью достать оттуда кошку. Арестант стоял перед комиссией с руками, заложенными за спину.
— Осужденный Мирзаев! – строго спросил начальник ИК, — Зачем вы заставили осужденного Трушечкина полезть на запретку?
— Так туда котенок выбежал. И не знал, что дальше делать. Пищал, плакал. Я и решил его спасти, — оправдывался Мирзаев.
— Что ж ты сам не полез? Почему обиженного отправил? А если б ему в голову выстрелили? – продолжал допрос начальник.
— Я слышал, что сначала в ж… стреляют, а не в голову, — ничего другого не сообразил ответить Мирзаев.
— Что!?!? Пятнадцать суток! Вон отсюда! – а отрядник уже суетливо выводил осужденного из кабинета.
Крестины подходили к концу. Обычный процесс для обычного исправительного учреждения, ничем от других не отличающегося. Через несколько часов в ИК был объявлен отбой. Разумеется, большинство арестантов и не думало расходиться по спальным местам, ведь, как известно, тюрьма живет ночью. Кто-то в ПВРке смотрел футбол, другие распивали чаи в проходняках, ведя задушевные беседы, кто-то звонил по мобильному телефону, шестеро осужденных эмоционально играли в карты, их ставки все время повышались. Туман от курева в бараке не рассеивался.
А осужденный Вася раздобыл большую горсть арахиса. Он давно о нем мечтал. И вот, свершилось. Но орехи были сырые и требовали обжарки. Чего ж проще? Поставил на десять минут в микроволновку и готово. Только не забывай перемешивать почаще. Этим Вася с вдохновением и занимался в комнате приема пищи (в «питалке», как ее здесь называют).
— Трое к нам! – крикнул вечно бодрствующий атасник.
В ПВРке выключили телевизор, мобильные телефоны спрятали в «курки», картежники быстро свернули игру, курение прекратили, все разбрелись по своим проходнякам и делали вид, что готовятся ко сну. Некоторые легли на шконки. Трое сотрудников прошли по отряду, сделали пару дежурных замечаний, приказали поднять «паруса», занавешивающие спальные места, оставили в журнале посещения отряда соответствующую запись и уже направились к выходу. Но тут один из них заметил в питалке Васю, мирно следящего за процессом обжарки арахиса.
— Ты что тут делаешь? – спросил сотрудник, — Почему не на своем спальном месте?
— Сейчас дожарю и пойду, — ответил Вася.
— Эй, ты чего такой борзый? – подошел второй сотрудник, — Не мог прерваться пока мы в отряде? Сейчас уйдем, и делай, что хочешь.
— Я же сказал, сейчас дожарю и уйду.
— Нет, всему есть предел, — сказал третий сотрудник, выдернул провод от микроволновки из розетки, взял ее в руки и так, вместе с недожаренным васиным арахисом вынес из отряда.
— С отряда вышли! – бойко прокричал атасник, — С микроволновкой… — добавил он уже не так громко.
— Как это, с микроволновкой!? – стали раздаваться возгласы, — Почему ее забрали? Что за мусорской беспредел?
— Мужики! Не отдадим нашу микроволновку!!! – раздался звонкий призыв и арестанты стали выбегать из барака на улицу. Трое сотрудников не успели выйти из локального участка и были быстро окружены порядочной толпой арестантов. Они включили регистраторы. Никто из зэков не решился пойти на их яркий свет. Явно напуганные, но целые представители администрации вместе с конфискованным бытовым прибором семенили к выходу из локалки.
— Мужики, остаемся на улице! – слышался все тот же звонкий призыв, — Пусть мусора видят, что мы не пойдем в барак, пока не вернут микроволновку.
Но со временем толпа рассосалась. Смотрящий пошел в дежурную часть для решения вопроса дипломатическим путем. По возвращению он подозвал к себе Васю.
— Ты в курсе, что из-за тебя весь барак крепиться будет? Не мог подождать со своими орехами!? – и отвесил ему смачную оплеуху.
На утреннюю проверку пришел начальник колонии.
— Микроволновка помешала вам выполнить команду «отбой»? – спросил он у строя понурых зэков. Никто из них не решался открыто возражать «хозяину». – Будьте уверены, теперь она не воспрепятствует этому. – Потом он озвучил фамилии Васи и осужденного, призывавшего идти бузить на улицу и приказал им идти в дежурку. Оба вернулись только через пятнадцать суток. И это еще не так плохо, ведь сделанное ими подпадало под определение организации массового неповиновения. А микроволновка в тот отряд так и не вернулась.
А на другом бараке отбывал наказание осужденный по имени Сулейман. Уроженец Дагестана, получивший пять лет колонии за преступление, предусмотренное ч. 1 ст. 205.1 УК («Содействие террористической деятельности»). Крайне интеллигентный молодой человек. Не ругался матом, не рукоприкладствовал и читал Коран. К нему подошел начальник отряда.
— Сулейман, предупреждаю заранее, завтра едешь на кичу.
— За что? – недоумевал даргинец.
— Мало ли за что? Оформят как-нибудь. А так, ты сам прекрасно понимаешь за что.
— Но я не нарушаю режим, ко мне не может быть никаких претензий.
— Твоя статья, вот главная к тебе претензия!
Осужденные по 205-й статье российского УК со всеми ее примами не только не имеют шансов на УДО, которое и так может наступить не ранее, чем по отбытию ¾ срока, но и обречены систематически водворяться в ШИЗО. Потому что должны в обязательном порядке быть признаны злостными нарушителями, чтобы у них не осталось ни единого шанса избежать по окончании отсидки административного надзора.
Каждого прибывшего на «кичу» бреют наголо. Не совсем понятно, для какого именно воспитательного воздействия это делается, но факт остается фактом. Заходящий в изолятор арестант громко кричит: «Кича, привет!»
— Ты с какого барака, за что заехал и насколько?
— С первого, на пятнадцать, за то, что отправил обиженного на запретку котенка спасать.
— Ну и ну, такого еще не бывало! Курить есть?
— Было, но мусора отжали.
— Сейчас тусанем тебе махорки.
Вскоре через дыру в стене осужденному Мирзаеву просунули пакет с мелко покрошенным табаком и газетный листок.
— И что с ними делать?
— Крути и кури! В первый раз, что ли?
— В первый. А спички? Как прикуриваться?
— Ну, ты совсем неопытный. У тебя лампочка в хате горит?
— Горит.
— Натирай ее мылом и жди. Как нагреется, подноси самокрутку и прикуривайся.
Мирзаев сделал все, как ему посоветовали более матерые зэки. Табак, завернутый в газету, оказался нестерпимо раздирающим горло, но раскуренный в подобных условиях и с помощью столь трудно добытого огня показался ему слаще любого «Marlboro».
В соседней камере двое зэков пытались заварить себе чай. Все эти арестантские блага – курево, чай и даже спички на кичу не пропускают, но кое-что разными путями доходит до «шатающих режим». Один держал кружку с водой, а Вася, любитель жареного арахиса, пытался тлеющим куском простыни довести ее до кипения. Выходило плохо. Маленькую камеру заволокло дымом, а чая так и не было. Но, потратив на процесс приготовления больше часа, горькая черная густая жижа, все-таки, получилась. Сидя в этом тумане Вася произнес:
Два на четыре, хата в дыму,
В зэчке маляс кипятится.
Что же поделаешь? Крепятся все,
Надо братве подвариться.
Ночь насупила и тихо вокруг,
Только шпана суетится…
— А дальше?
— Дальше еще не придумал, — ответил Вася.
— Душевно получилось, жизненно.
— Эй, ауешники! – закричал продольный, заглядывая в глазок их камеры, — Что за дым коромыслом? Опять книжку жгли? Вам для чего библиотекарь Гоголя принес? Подвариваться на нем?
— Что ж делать, Михалыч, в тюрьме ведь сидим, надо как-то выходить из положения.
— Не зря зампобор хочет запретить носить книги в ШИЗО. Все скуриваете, христопродавцы!
А Сулейману разрешили взять на кичу Коран, чему он был доволен. Курение его не интересовало, а то, что фсиновцы не покушались на религиозную литературу, очень даже радовало. Не зря во время длительного этапа в колонию он в одном из СИЗО центральной части России попросил оперативника поставить в свой экземпляр Корана штамп «Проверено. Не является экстремистской или запрещенной в РФ литературой», подпись – оперуполномоченный Богданчиков. Эта печать с тех пор магически действовала на тюремщиков всей страны.
Очередной трудовой день одной из многочисленных колоний нашей необъятной родины заканчивался. Все было обычно и буднично.
Эльдар Фанзисов
