Я вошел в барак, в котором карантинный отряд, с трудом волоча неподъемный баул в одной руке и матрас в другой. Кое-как разместившись и переведя дух, стал осматриваться.
Карантин – это место, за которое еще недавно отчаянно боролись администрация и «блатные». Говорю в прошедшем времени, потому что администрация эту войну, за явным преимуществом выиграла. За карантином уже нет «смотрящего», который раньше, невзирая на изоляцию этого отряда, проникал туда, доводил до «мужиков» «положуху на лагере», спрашивал, есть ли в чем нужда. И если она была, вновь прибывшие могли рассчитывать на материальную помощь в виде «насущки» (так называют чай и сигареты, иногда она употребляется одним словом «чайкурить»).
Но главное было другое. Этот «смотрящий» говорил одну мудрую вещь. Он не советовал делать выбор «образа жизни» на карантине. И в этих словах был смысл. Меня, например, учитывая мой опыт руководящей работы на воле, в карантине пытались раз десять «намазать» идти работать:
– бригадиром на промзону, которая представляла собой ад кромешный;
– старостой церкви — тоже незавидная должность;
– нарядчиком – это вообще работа для пацанов;
– завхозом столовой — работа, сопряженная с раздачей тумаков баландерам, что прямо претило моим моральным принципам, которые я пытался сохранить и в зоне. Всем я отвечал так же, как и первому, пытавшемуся «намазать» меня начальнику оперчасти. Говорил, что мне надо осмотреться, выспаться и в будущем я, скорее всего, приму эти предложения.
После отбытия положенных 14 суток в карантине, я был распределен в свой нынешний отряд, пожил «в массе», окончательно понял нравы и обычаи этого лагеря и сделал свой окончательный выбор, о котором ни разу не пожалел.
После распределения в отряды половина приходит уже «красными» – дневальными, бригадирами и прочими. Но таких потребностей в «активе» в зоне нет. То и дело только что распределенный в отряд «активист» говорит:
– А мне сказали, что заявление в бригадиры нужно писать прямо сейчас, иначе будет поздно и ни на какое УДО рассчитывать не стоит.
Но от бригадира требуется определенный потенциал. Поскольку его роль – организовать работу бригады на промзоне и стать связующим звеном между начальством Центра трудовой адаптации и «мужиками» – работягами. Это получается, прямо скажу, далеко не у всех. В итоге бригадир не срабатывается с теми или другими и его увольняют с промзоны.
Считается, что сидеть и не работать в лагере положено только «порядочным» арестантам, то есть из составляющих мужицкую прослойку. «Красный» не имеет права лежать целый день на шконке и плевать в потолок. Он обязательно должен быть занят, иначе есть большой риск уйти в «помощники» или, говоря по-простому, в «шныри». А это доля незавидная. Конечно, если за такого «разжалованного красного» вступится, например, оперативник, то ни блатные, ни остальные «красные» ничего поделать с ним не смогут, и он будет спокойно сидеть в отряде. Но в том-то всё и дело, что если его уже выперли, допустим, с промзоны, то есть по решению той самой администрации, то она уже вряд ли будет за него вступаться. И тогда риск быть съеденным акулами тюремной жизни очень высок.
Я всё это рассказываю к тому, чтобы подчеркнуть, насколько важно распределиться в отряд в числе обычных «мужиков». Особенно на такой зоне как наша, цвет которой смешанный, красно-черный. Если самое большое желание по прибытию в лагерь – как можно быстрее «свалить» отсюда по условно-досрочному, то кратчайший путь – труд обычным работягой на промзоне, то есть, «мужиком», а не руководящим работником.
Помимо этого, отряд «Карантин» отличается максимально строгим соблюдением режима. За этим сотрудники наблюдают очень строго. Если в обычных бараках никто не выгоняет на зарядку, дают спать в течение дня, могут даже не прийти в 6.00 на утреннюю побудку, то в карантине совсем по-другому. Дежурный по учреждению лично приходит смотреть, как карантинщики делают по утрам зарядку, причем записывает это на регистратор. Кто отказывается от выполнения распорядка дня, неминуемо отправляется в ШИЗО.
С 6.00 и до 22.00 на спальное место категорически запрещается даже присаживаться, не говоря уже о дневном сне, столь любимом многими арестантами. Проверить это нетрудно, поскольку весь карантин увешан видеокамерами, в отличие от жилых бараков, в которых это, по счастью, до сих пор невозможно.
Всё это делается, чтобы заставить отбывающих наказание быть в рядах благонамеренных осужденных. Набор, состоящий из выполнения хозработ (в порядке, предусмотренном статьей 106-й УИК), обязательного подъема в 6 утра, зарядки и выполнения остальных норм режима, по мнению администрации, должен отвадить арестантов от вступления в блатные ряды. Ибо, какой же ты «ауешник», если всё это выполнил, даже еще и под запись регистратора?
Вместо блатных на карантин теперь приходят «красные». Для вновь прибывшего зэка они могут быть опаснее любого другого человека в зоне. «Красных» не волнуют мелкие воришки или потребители наркотиков. Им интересны те, кто посостоятельнее – мошенники, взяточники, взяткодатели, неплательщики налогов и прочий руководящий состав, как правило, обладающий высшим образованием. Им нужно самое меньшее – «затянуть» этих людей к себе в красную массу и жить за их счет, а также делать за их счет ремонты в отрядах, выдавая это администрации за свою работу. Они говорят, что если «богатенькие» не будут раскошеливаться, то у них могут начаться проблемы с «ментами» или блатными. Бывает и интерес более серьезного толка – вымогаются нешуточные взятки за спокойную жизнь, перевод в колонию-поселение или УДО. Иной раз диву даешься, как дает себя «развести на бабки» солидный бизнесмен, поверивший юнцам с накаченными мышцами, что у них есть потенциал пролоббировать для него условно-досрочное. Он переводит им 70, 100 или 200 тысяч рублей, после чего ни о каком УДО может даже и не помышлять. Но затянутый в эту самую красную массу выйти из нее он уже не может, поскольку по понятиям тюремного мира обратного пути в «мужики» не существует.
В связи с этим еще один совет. Если вы человек состоятельный или просто более-менее обеспеченный по сравнению с основной тюремной массой, ни в коем случае не показывайте своих финансовых возможностей. Мошенники местного разлива только и ждут удобного случая, чтоб провернуть какую-нибудь аферу. Ведь «без лоха и жизнь плоха». «Продают» всё что угодно – УДО (хотя это решает суд), теплое место в штабе (это решает администрация), хорошую работу на промзоне (решение принимает руководство Центра трудовой адаптации), удобную шконку, телефоны, более питательную баланду, новый тазик в бане и т.д. и т.п. И в большинстве случаев это будет самым обычным «разводиловом», ничего за собой не несущим. Одно дело – поделиться с настоящим сиротой колбасой или куревом (хотя и попрошайничество для большинства – профессия) и совсем другое – кормить банду настоящих мошенников, как правило, находящихся в рядах «красных» или блатных.
Поэтому к карантину приковано самое пристальное внимание всех сторон в подчас сильно запутанной тюремной социальной стратификации. Вновь прибывших пытаются обработать, пока они еще «тепленькие», пока они не понимают, куда попали, на что имеют право как по закону, так и «по понятиям», которые невозможно игнорировать при всем желании. И лучше всего здесь будет положиться на универсальное жизненное правило – в незнакомой ситуации не делать никакого выбора, не принимать никаких решений и не вступать ни в какие предприятия.
Эльдар Фанизов
